|
Легко ли было княжне Нине Чавчавадзе, ставшей вдовой в 17 лет и всю жизнь окруженной влюбленными в нее мужчинами, хранить верность памяти мужа? Мы знаем лишь одно: все, кто слышал ее рассказы об Александре Грибоедове, понимали - равных ему нет. Гостеприимный дом Чавчавадзе в прошлом веке был знаменит на весь Тифлис. Когда-то здесь жил князь Гарсеван Чавчавадзе — это не без его участия Грузия была присоединена к России. Нынешний же хозяин, сын князя Александр, по-своему продолжал дело отца: получив прекрасное образование в Петербурге, он писал стихи на родном языке и переводил на грузинский русских поэтов. Душой гостеприимного дома были женщины - жена князя, красавица Саломе, и мать, старая княгиня Чавчавадзе, а вот счастьем его наполняли дети. Глядя на старшую дочь Нину, князь Александр не раз задавался вопросом: за какие заслуги Бог послал им с Саломе такую награду? Размышляя о будущем дочери - этого ангела, сошедшего на грешную землю, - князь Александр понимал, что ему непросто будет выдать Нину замуж. Кто был бы ее достоин? Разве что принц из сказки... Учитель музыки  В 1822 году в Тифлис приехал новый чиновник дипломатического ведомства Александр Грибоедов - поэт, драматург, подающий надежды дипломат. Не прошло и недели, как он стал желанным гостем в семье Чавчавадзе. Как-то раз во время званого обеда Александр Сергеевич сел за рояль... Слушатели были поражены его игрой, а князь, не раздумывая ни минуты, попросил Грибоедова заниматься с Ниной.
Одиннадцатилетняя девочка всей душой привязалась к своему учителю, открывшему ей волшебный мир музыки. Она воспринимала Грибоедова как члена семьи и со временем привыкла делиться с ним самым сокровенным. А он, при всей своей сдержанности, не мог не умиляться чистоте и прелести детской души. В 1823 году Грибоедов уехал в Петербург, а вернувшись в Тифлис через несколько лет, встретил уже совсем другую Нину. Она не утратила детской простоты и открытости, и все же чудесное превращение свершилось: перед ним была очаровательная девушка, правда, еще совсем юная и пока не осознавшая своей женской прелести. Уроки музыки возобновились. Нина давно поняла, что не знает человека умнее и прекраснее Александра, но боялась признаться себе в главном: ее детское восхищение переросло в любовь. Она была уверена, что никогда не сможет понравиться этому самому лучшему на свете человеку. А Грибоедов убеждал себя, что он уже слишком стар для своей прелестной ученицы и она наверняка никогда его не полюбит. Они словно играли в "кошки-мышки" - друг с другом и каждый сам с собой. Эта игра могла тянуться бесконечно, если бы в один прекрасный день Грибоедов не понял: терять-то ему, собственно, нечего. Все, что занимало его - литература, политика, музыка, - без Нины лишено было всякого смысла и жизнь казалась бесцветной и скучной. События решающего дня Александр Сергеевич подробно описал в письме своему другу Фаддею Булга-рину: "Я обедал у старой моей приятельницы, за столом сидел против Нины Чавчавадзе, все на нее глядел, задумался, сердце забилось; не знаю, беспокойство ли придало мне решительность необычайную.Выходя из - за стола, я взял ее за руку и сказал: "Venez avec moi, j'ai quelque chose a vous dire" ("Пойдемте со мной, мне нужно кое-что Вам сказать"). Она меня послушалась, как и всегда, верно, думала, что я ее усажу за фортепиано, вышло не то; дом ее матери возле, мы туда уклонились, вошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыхание занялось, я не помню, что начал ей бормотать, и все живее и живее; она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке. Нас благословили, я отправил курьера к ее отцу в Эривань с письмами от нас обоих и от родных". Ответ не заставил себя ждать: князь Александр с легким сердцем благословил жениха и невесту. Быстротечно, как мгновенье 22 августа 1828 года состоялось венчание Грибоедова и Чавчавадзе, а через день был дан бал и праздничный обед на сто человек. Даже тифлисские старики, повидавшие на своем веку немало свадеб, говорили, что такого веселья давно не бывало. Лишь один внимательный наблюдатель, чье имя кануло в Лету, заметил странную деталь. "На этом балу, - написал он спустя несколько лет, - меня особенно поразила задумчивость Грибоедова. Между тем судьба ему улыбалась: по своей умной комедии он сделался известен во всей России, получил видное место, женился на прекрасной, доброй, любимой им женщине. Чему приписать эту задумчивость? Или он, как глубоко мыслящий человек, мало доверял земному счастью, или имел тайное предчувствие, что ему суждено недолго наслаждаться этим счастием?" Еще до свадьбы Грибоедов получил назначение в Персию, на высокий дипломатический пост. Отношения между Россией и Персией были крайне напряженными, и работа предстояла сложная и опасная. Молодожены, простившись с друзьями и родствен-" пиками, отправились в Тавриз. Нине, привыкшей к веселой и открытой тифлисской жизни, непросто было приспособиться к новым условиям. Ни одна европейская женщина не смела показаться на улицах Тавриза с открытым лицом. Безопаснее всего было вообще не выходить из посольского здания, так что единственным развлечением Нины стали встречи с такими же "пленницами", как и она. Пока Грибоедов был рядом, Нина не особенно тяготилась своим затворничеством, но в конце декабря Александру Сергеевичу пришлось уехать в Тегеран, как он предполагал, на месяц. К счастью, Нина успела познакомиться с семьей английского консула - его жена и дочери полюбили ее, как родную. Кроме того, князь Александр, узнав о предстоящем отъезде зятя, отправил в Тавриз своего племянника, отставного драгунского капитана князя Романа Чавчавадзе, славившегося юмором и остроумными затеями. Конечно, княжна тосковала, но изо всех сил старалась казаться веселой, хотя на самом деле жила только письмами. Прошел тянувшийся бес конечно месяц, но Александр все не возвращался. И письма от него больше не приходили. Ложь во спасение В Тавриз пришло страшное известие: Грибоедов растерзан озверевшей толпой. К счастью, князь Роман успел перехватить гонца - нельзя было допустить, чтобы Нина узнала правду, ведь она ждала ребенка. Ужасная новость дошла и до Тифлиса. "Слезы, вопли, стоны не умолкали в соседстве нашем, их было слышно из нашего дома", - писал русский офицер Николай Муравьев, живший в то время неподалеку от Чавчавадзе. Княгиня Саломе была на грани беспамятства от горя и страха за дочь, лишь старая княгиня Чавчавадзе не потеряла самообладания. Она понимала, что бедному Александру уж ничем не поможешь, и думала о том, как спасти внучку и еще не появившегося на свет младенца. На семейном совете было решено доставить Нину домой, но под каким предлогом увезти ее из Тавриза? Роман Чавчавадзе попросил чиновника русской миссии, вернувшегося из Те герана, сказать Нине, что Грибоедо жив и здоров и не пишет лишь потому, что у него нет ни одной свободной минуты. Что обстановка в Тегеране осложнилась, а потому Нине нужно как можно скорее ехать домой, в Тифлис, куда и Александр Сергеевич вернется при первой же возможности. Князь Роман понимал, что княжна заподозрит неладное, и сделал ставку на полную согласованность действий окружающих. Все покорно сыграли свою роль в этом грустном спектакле, и Нина согласилась ехать. Князь Роман довез ее до границы и передал с рук на руки отцу, с которым они и отправились в Тифлис. Словно безмолвная тень бродила Нина по комнатам княжеского дома, и у каждого, кто видел ее тогда, сердце сжималось от жалости. "Не лучше ли сказать правду? - говорил кое-кто из знакомых. - Ведь неизвестность страшнее всего". Но княгиня Саломе твердо стояла на своем: только ребенок мог привязать Нину к жизни. Счет шел на дни, и спектакль продолжался. Он бы благополучно и закончился, если бы не одна из его участниц, не сумевшая справиться с ролью... Сколько раз проклинала княгиня Саломе тот день и саму себя за то, что оставила дочь одну! В ее отсутствие Нину навестила одна из знакомых дам. Заговорили о Грибоедове. Гостья сбилась, запуталась, расплакалась и в конце концов открыла Нине то, что от нее так тщательно скрывали. С Чавчавадзе случился страшный припадок, и на следующий день она родила недоношенного ребенка, о спасении которого в то время не могло быть и речи. Все старания и надежды пошли прахом. Несколько дней Нина находилась между жизнью и смертью. Родные, зная характер княжны, почти не сомневались, что она уйдет в монастырь, и с тоской ждали, когда молодая вдова объявит им о своем решении. Не учли только одного: Чавчавадзе очень любила своих родных и понимала, что, покинув их, нанесет им тяжелый удар. Когда тело Грибоедова перевезли в Тифлис, Нина похоронила его на горе святого Давида - однажды Александр сказал жене, что хотел бы покоиться здесь после смерти. На могиле она поставила часовню, внутри которой скорбящая фигура женщины, высеченная из мрамора, молилась и плакала перед распятием. На памятнике были высечены ставшие сегодня знаменитыми слова: "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя". Много часов провела Нина на могиле мужа. Но то, что произошло потом, можно по праву назвать чудом: однажды она вернулась домой с улыбкой на лице - похожая на прежнюю княжну Чавчавадзе. Жизнь после смерти С этого дня жизнь ее была посвящена служению близким людям. Совсем молодая, необыкновенно красивая и полная сил, она была открыта всем земным радостям, кроме одной: любую попытку объясниться ей в любви она неизменно обращала в шутку. На Кавказе ей поклонялись решительно все - от управляющих и наместников до самых мелких чинов. Она не знала отказа в своих просьбах, хотя хлопотала, как правило, не за себя. Любой юноша-военный, которому грозила кара за служебную провинность, шел к Нине, и она всегда помогала. Но многие просители платили за ее помощь дорогую цену: один раз увидев Нину и поговорив с ней, уже не могли забыть княжну Чавчавадзе. Лишенная женского тщеславия, она не хотела никого мучить, но изменить что-либо была не в силах: красота и обаяние делали свое дело. С годами мало что менялось - казалось, время потеряло над Ниной свою обычную власть. "Нине Александровне было тогда 42 года, но по наружности своей она замечательно сохранилась и казалась далеко моложе своих лет, - писал в своей книге "Закавказские воспоминания" Кор-нилий Бороздин. - Многие молодые женщины могли бы еще и тогда позавидовать прекрасным ее волосам, черным, как вороново крыло, и совершенно сохранившимся зубам; а глаза ее, кажется, никогда не могли состариться: столько было в них выражения доброты, приветливости и ясности душевной; цвет лица у нее был матово-бледный, росту она была немного выше среднего... Беседа с нею велась как-то особенно легко и приятно. Она не была ни ханжой, ни скучной моралисткой, ни синим чулком и всегда охотно отзывалась на шутку и веселость в разговоре". Для родных Нина была настоящим ангелом-хранителем. Когда Екатерина Чавчавадзе вышла замуж, Нина занялась воспитанием младшей сестры Софьи. Одна из дочерей брата Давида родилась такой слабой и болезненной, что у нее, казалось, не было шансов выжить. Нина взяла ее к себе и выходила вопреки мрачным прогнозам врачей. Спустя несколько лет семью брата постигло несчастье -его жена и дети попали в плен к дагестанскому имаму Шамилю, который требовал за них огромный выкуп. Брат не смог собрать необходимую сумму, и Нина не задумываясь отдала ему все, что у нее было. Всю жизнь она довольствовалась малым - пенсия, которую княжна получала за мужа, уходила в основном на помощь то одним, то другим... Вскоре случилось еще одно несчастье: муж Екатерины, князь Дадиани, скоропостижно скончался, оставив ее с четырьмя маленькими детьми на руках. Она просто погибла бы под бременем свалившихся на нее бед и забот, если бы не семейный ангел-хранитель. Она действительно жила для других, но если бы кто-нибудь назвал ее поведение самоотверженным, она бы, скорее всего, искренне удивилась. Ей и в голову не приходило жертвовать собой - творить добро было для нее так же естественно, как и дышать. В ее облике не было ничего сентиментально-возвышенного, она была проста, приветлива и абсолютно естественна. В 1856 году Нина вместе с Екатериной Дадиани поехала в Москву, на коронацию императора Александра II. Она любила Москву - город, в котором родился ее муж. После коронации император пригласил обеих женщин в Петербург, где Нина пробыла около года. А когда она вернулась в Тифлис, у нее не было ни одной свободной минуты: ее ждали в каждом доме, в честь ее возвращения устраивались бесконечные празднества. Иногда ей хотелось отдохнуть и побыть одной, но разве она могла кого-нибудь обидеть! Младшая сестра Софья уехала в деревню и звала Нину к себе, брат Давид ждал ее в Кахетии, но встретиться с ними было уже не суждено... Княжна болела всего двое суток - все усилия докторов справиться с холерой оказались напрасны. 25 июня 1857 года Нины не стало. Ее похоронили рядом с мужем.  Если вам доведется побывать в Тбилиси, поднимитесь на гору святого Давида...
Вера Белоусова
|
